Fay and jumper
В семидесятых годах прошлого века на Кировском проспекте, почти рядом со входом на киностудию Ленфильм, располагалась столовая. Гардеробщиком там работал дядя Лёня – болтливый худой старикан чуть выше среднего роста, с глубокими залысинами на седой яйцеобразной голове. Практически полное отсутствие волос ничуть не мешало ему быть обладателем здоровенной и довольно странной по виду металлической расчески с длинным острым концом, которую дядя Лёня притащил с войны и всегда хранил во внутреннем кармане пиджака. От него всегда пахло одеколоном «Шипр» и дорогим массандровским портвейном и, видимо от этого, настроение у дяди Лёни было превосходное. В прошлой жизни он служил то – ли директором большого продуктового магазина, то – ли ещё более важной птицей. Но лет десять назад по пьянке налетел на первую часть 121 статьи УК РСФСР и, хоть отнекивался как мог, лишился партийных корочек с диадемой Ильича и на седьмом десятке уверенно приземлился в гардеробе на Петроградской Стороне. Он накоротке знал многих артистов и даже имел какой — то «козырный шахер – махер с Пашей». Народного артиста СССР Павла Петровича Кадочникова в те времена обожествляли все, а его роль в фильме «Подвиг разведчика» мальчишки чуть постарше знали назубок.
Дядя Лёня приходился мне дальним родственником, и раза два – три в году я заглядывал в его столовку и каждый раз вместе с очередными смачными анекдотами про гомосексуалистов и советскую богему выслушивал от старика довольно странные истории, теми днями казавшиеся мне откровенным бредом. Давно нет ни СССР, ни дяди Лёни, но по прошествии лет я все чаще стал вспоминать некоторые его рассказы и находить в них определенный философский смысл. Правда это была, или чистый вымысел замешанный на парах Массандры, сказать теперь невозможно — судите сами.
…Они редко встречались, но, когда выпадал случай, долго и нежно оглядывали друг друга, ведь пролетело уже много – много лет, с того часа, когда их жизненные пути окончательно разошлись. У феи было много хлопот на Земле, ведь она слыла доброй и очень справедливой. Её помощи ждали и дети, и взрослые, конечно те, кто верил в торжество добра над злом. Прыгун об этом еще не задумывался – он четко знал, за очередной взятой высотой снова будут и деньги, и слава. А еще больше – обожания. Ему все легко давалось и это чувство собственной исключительности иногда было гораздо значительнее, чем рекордный прыжок. И люди, не умеющие высоко прыгать, казались Парису откровенными неудачниками. Во время каждой попытки он словно парил над миром, ведь на самом деле это был самый лучший прыгун на свете. Взмыв в воздух, он растворялся в пространстве, ничуть не заботясь ни о чем и ни о ком. И вот однажды, прыгун оттолкнулся от земли так сильно и так высоко взлетел, что превратился в маленькую точку на небе, которая через пару мгновений и вовсе исчезла.
Было бы неправдой сказать, что прыгуна сразу забыли, но горевали по нему мало, тем более, что почти сразу ему на смену пришел еще более очаровательный и удачливый Жорж Молотков. Впрочем, если ты в силу обстоятельств однажды заглянешь на кладбище в Сент – Женевьев – де – Буа, то на пути от князя Феликса Юсупова к Нобелевскому лауреату Ивану Бунину обязательно наткнешься на довольно странный мраморный холмик с живыми цветами и запиской на башкирской кириллице. Откуда тут ежедневно появляются белые хризантемы и почему не выцветают фиолетовые чернила на бумаге, точно сказать никто не может.
Фею же помнили еще много столетий и к тем, кто смотрит на мир добрым взглядом она приходит до сих пор, то в виде одинокой скалы, ночной бабочки или свежего морского бриза.
Но пока, о существовании феи и прыгуна еще никто не догадывался, детям надо было собирать портфели и идти в школу. Ведь там, где они учились, преподавал очень строгий учитель физкультуры. Валериан Афанасьевич с десяток лет был любовником полковника КГБ в отставке, но об этом говорить вслух при школьниках никто не решался. Хотя всем очень хотелось. Впрочем, занятия в тот день были и вовсе отменены – в половину девятого утра школьная уборщица Феофелия Карловна нашла физрука мертвым в учительской. Кто – то мастерски проткнул его сонную артерию «гвоздем или заточкой», как потом было определено в протоколе медицинского эксперта
